Рабочее; маршрут Раскольникова

[commeatus]

bibliotekar.ru/Prometey-11/4.htm

А. Бурмистров. Петербург в романе «Преступление и наказание»

Автор предлагаемой работы о Петербурге Достоевского — инженер, специализирующийся в области технической физики. Два десятилетия назад он окончил Ленинградский политехнический институт {ныне он старший научный сотрудник Ленинградского университета) и с тех лор плодотворно занимался своим, так сказать основным, делом. Но уже много лет А. С. Бурмистров с огромным увлечением и не жалея труда погружается в особенный предмет изучения, который сам он определяет словом среда. Речь идет о той материальной, бытовой и духовной почве, на которой вырастает тот или иной великий деятель культуры и его творчество. Работа А. С. Бурмистрова примыкает к краеведению, но в то же время имеет свой специфический прицел и колорит.

На мой взгляд, его исследование о Петербурге Достоевского представляет несомненный интерес. На эту тему написано много, но становится ясно, что лишь теперь начинается глубокая вспашка темы. Исследователь сумел как бы вернуться на столетие с лишним назад и увидеть многие черты реального Петербурга 1860—1870-х годов, в котором рождались великие творения Достоевского. По всей вероятности, А. С. Бурмистрову много дала его основная профессия, приучившая его к сугубой точности наблюдений и строгой обоснованности выводов.



В. КОЖИНОВ, кандидат филологических наук



Наиболее яркое «городское» произведение Ф. М. Достоевского, роман «Преступление и наказание», может служить отличным примером многостороннего изображения Петербурга. Места связанные с именами героев романа, можно отыскать в нашем сегодняшнем Ленинграде. За сто с небольшим лет многое изменилось в городе. Изменился облик улиц, домов, жилищ, изменились люди, изменилось их мироощущение. Прыжок назад на сто лет для многих наших современников — трудная психологическая задача. Задача, для решения которой надо знать обстановку Петербурга тех лет, окружение писателя той поры, духовную жизнь города того времени. Попробуем вместе с героем романа Родионом Раскольниковым пройтись по одному из его маршрутов, подробно описанных в романе, и мысленно реконструировать облик старого города, пользуясь ориентирами города современного.



Схема маршрута Раскольникова



Июльским вечером 186... года Раскольников вышел из дому и побрел наугад. «Он не знал, да и не думал о том, куда идти...» Но наугад ли он шел? Чуть ниже в романе написано, что «по старой привычке, обыкновенным путем своих прежних прогулок, он прямо направился на Сенную».

«Раскольников преимущественно любил эти места, — сообщает писатель, — равно как и все близлежащие переулки...» Известно, что Достоевский тоже любил бродить по этим же самым местам. В пору работы над романом писатель жил в доме Алонкина, находившемся на углу Столярного переулка и Малой Мещанской улицы (ныне дом № 14/7 на углу улицы Пржевальского и Казначейской улицы). Совсем рядом, почти напротив дома Алонкина, Достоевский поселил своего героя — бывшего студента столичного университета Родиона Романовича Раскольникова. Мы знаем, что «дом Раскольникова» — дом, вобравший в себя реалии нескольких домов '. Условно будем считать, что исходным пунктом маршрута Раскольникова является дом Шиля, черты которого просматриваются в «доме Раскольникова». Дом Шиля сохранился в несколько измененном виде, и его сегодняшний адрес — дом № 9 по улице Пржевальского.

Итак, путь Раскольникова начался от дома Шиля. «Не доходя Сенной, — продолжает писатель, — на мостовой, перед мелочною лавкой, стоял молодой черноволосый шарманщик и вертел какой-то весьма чувствительный романс. Он аккомпанировал стоявшей впереди его на тротуаре девушке, лет пятнадцати...» Если идти от дома Шиля в сторону Сенной площади по Столярному переулку, то, не доходя до Кокушкина моста, на этом участке маршрута героя романа действительно были в то время мелочные лавки. Одна из них принадлежала Рулеву и находилась в доме Алонкина, другая, принадлежащая столяру Черногорову, находилась в доме графа А. Г. Кушелева-Безбородко (дом № 13 по улице Пржевальского). Последняя — против окон квартиры писателя. Без сомнений, обе лавки были хорошо знакомы Достоевскому, и введенная им в роман топографическая точность в описании маршрута Раскольникова придает большую убедительность описываемым событиям.

Упоминание о том, что шарманщик с девушкой «поплелись дальше, к следующей лавочке», лишний раз подтверждает реалистическую манеру писателя, опиравшегося на точность в воспроизведении топографии района. «Следующая лавочка» была, как это явствует из адресных книг тех лет, мелочной лавкой Кислова и помещалась в доме Семенова у Кокушкина моста (современный адрес — дом № 62 по каналу Грибоедова).

Шарманщики встречаются на страницах романа «Преступление и наказание» неоднократно. Грустному повествованию об обездоленных людях Петербурга как бы вторит «музыка бедных». Так, детский надтреснутый голосок, напевающий «Хуторок» под шарманку, является фоном мучительной исповеди Мармеладова. Звуки шарманки и куплеты певицы «накладываются» на разговор Раскольникова и Свидригайлова в трактире. С шарманкой по улице хочет пойти обезумевшая от горя и нищеты Катерина Ивановна. Частое повторение образа шарманщика в романе делает эту фигуру типической.

Селились шарманщики большей частью в Подъяческих улицах, неподалеку от местожительства Раскольникова. Знаменитые трущобы столицы находились именно здесь. Известная клоака «Вяземской лавры», притоны Таирова переулка и Сенной площади, бесчисленные трактиры, кабаки, «заведения» в Мещанских и Подъяческих улицах... Повсюду можно было встретить нищих, бродяг. Человек, попавший в эти места, невольно становился свидетелем тяжелых сцен, а нередко и их участником. Казалось, что дома играли роль жалких декораций, а на огромной сцене улиц, площадей города разыгрывались трагедии. Жизнь в этих местах была как бы вывернута из домов, углов, жилищ наружу, на улицу.

Постоянно столичные газеты извещали читателей о периодических облавах в домах «Вяземской лавры». Меры, предпринимаемые правительством и частными благотворительными обществами (улучшение жилищных условий малоимущего населения, Ггсплатные обеды, бесплатное лечение в Максимилиановской больнице, созданной ZJ инициативе князя В. Ф. Одоевского), конечно, не могли существенно разрешить проблему нищеты и бродяжничества, кото-г=.я стала темой многих статей, книг. О ней писали современники, знакомые Ф. М. До-:гоевского — М. А. Воронов, Н. А. Бла-пзещенский, М. В. Родевич, В. В. Кре-:говений, И. Г. Прыжов, С. В. Максимов...

«У самого К-ного переулка, — пишет _1остоевский, — на углу, мещанин и баба, т:ена его, торговали с двух столов товаром: нитками, тесемками, платками ситцевыми :: т. п.». Чем был этот угол примечателен г ~я Достоевского? Оказывается, что близ К энного переулка (а это был именно Конный переулок, переименованный в наше время в переулок Гривцова) в 1860-х годах жил А. С. Гиероглифов — беллетрист, ре-гактор газеты «Русский мир», в KOTODOI"I печатались отдельные главы романа

Записки из мертвого дома». Так впервые в :е:изни писателя возникла мрачная тень Ф. Т. Стелловского — владельца этой еженедельной «политической, общественной л литературной газеты с музыкальным приложением». В прогулках с Николаем Николаевичем Страховым Достоевский мог знать, что когда-то и Страхов жил в Конном переулке (сейчас дом № 24 по переулку Гривцова).

Надо заметить, что в комментариях к роману до сих пор встречаются неточности. ТакГ например, литературовед В. Е. Хол-пгевников в своих примечаниях к роману :пределяет «К-ный переулок», как Кокуш-:-:ин переулок3. Достоевский был точен ;_-.ше тогда, когда вводил в художественную гкань романа зашифрованные наименования улиц города. Другим примером топографической точности писателя можно считать "поминание о «столах», с которых торгова-пл мещанин с женой. Столы размещались з деревянных бараках (балаганах), располо-зенных несколькими рядами вдоль Сенной площади в северной ее части, у Конного переулка, ближе к гауптвахте. Помните тот момент, описанный в романе, когда Соня шла за Раскольниковым, прячась от него :; «одним из деревянных бараков, стояв-зих на площади».

Здесь-то, у Конного переулка, и встретил Раскольников парня в красной рубахе, зевавшего у входа в мучной лабаз». На Сенной площади в домах действительно имелись мучные лабазы. Раскольников обратился к парню с вопросом: «Это харчевня, наверху-то?» — «Это трахтир, и бильярд имеется; и принцессы найдутся...» Такой действительно на Сенной площади дом был рядом с Конным переулком. Это знаменитый «Малинник» (сейчас дом № 3 на площади Мира), в котором в те годы размещались мучной лабаз купца Гусарского, питейное заведение Константинова, трактир Петровой, «заведения» с «прын-цессами». Дом, описанный в романе В. В. Крестовского «Петербургские трущобы». Дом, превосходно известный полиции, особенно начальнику столичного сыска — Ивану Дмитриевичу Путилину. В его книгах, посвященных описанию обитателей трущоб Петербурга, читатель узнает многое об этих местах, о «Малиннике», в частности. «Малинник» олицетворял одну из многих язв тогдашнего города, и писатель в данном случае стремился к воспроизведению как точности топографической, бытовой, так и точности социальной.

Сегодня невозможно представить себе облик прежней Сенной площади, на которой доминировала старейшая церковь Успения Пресвятыя Богородицы. Сейчас церкви нет, на ее месте выстроен наземный вестибюль станции метрополитена. Сюда, в угол Сенной площади, где когда-то стояла церковь, и подошел Раскольников: он «перешел через площадь», идя от «Малинника».

К церкви «Спаса на Сенной» (ее простонародное название) примыкала знаменитая в Петербурге «Вяземская лавра». Ее границами служили Обуховский проспект, набережная Фонтанки, Полторацкий переулок (ныне улица Ефимова) и Сенная площадь. «Вяземская лавра» была «отодвинута» от площади каменным строением Котомина (ранее принадлежащего Полторацкому), за которым и начинался земельный участок отставного штабс-ротмистра князя А. Е. Вяземского. Сегодня лишь из архивных документов можно до какой-то степени представить размеры этой трущобы города4. В немыслимом лабиринте домов, бараков, сооружений иной пришелец не отваживался явиться не только в вечерние часы, но и днем. В «лавре» были бани, рынок подержанных вещей, трактир, где Достоевский «устроил» встречу Раскольни-кова со Свидригайловым. Достоевский пишет, что Раскольников «находился на -ском проспекте, шагах в тридцати или в сорока от Сеяной, которую прошел. Весь второй этаж дома налево был занят трактиром. Все окна были отворены настежь; трактир, судя по двигавшимся фигурам в окнах, был набит битком. В зале разливались песенники, звенели кларнет, скрипка и гремел турецкий барабан. Слышны были женские взвизги. Он было хотел пойти назад, недоумевая, зачем он повернул на -ский проспект, как вдруг, в одном из крайних отворенных окон трактира, увидел сидевшего у самого окна, за чайным столом, с трубкою в зубах, Свидригайлова».

Трактир располагался во втором этаже четырехэтажного «Обуховского дома», окна которого выходили на Обуховский проспект. Раскольников смотрел в окна трактира, стоя на Обуховском проспекте. Таким образом и расшифровывается сокращение «-ский проспект», приводимое в романе. Дом был вторым от угла, от Сенной площади и стоял на левой стороне проспекта (сейчас на этом месте высится многоэтажный дом № 4 по Московскому проспекту).

И этот адрес был объектом внимания писателя Крестовского. В те годы между Достоевским и молодым Крестовским устанавливаются дружеские отношения. Оба любили побродить по затаенным и мрачным углам Петербурга. Тогда же, в 1864 году, в журнале «Эпоха» был напечатан отрывок из «Петербургских трущоб». На страницы романа Крестовского попал этот (по словам Достоевского) «грязный, дрянной и даже не средней руки» трактир. Отлично зная «злачные места» города, Крестовский играя роль своеобразного Вергилия, сопровождая Достоевского в его скорбных прогулках по кругам «петербургского ада».

Обычно при упоминании слов «Вяземская лавра» приходит на память слово «преступление». Журналисты и литераторы черпали немало сюжетов из этого столичного омута.

Раскольников идет дальше, «направо, тротуаром, по направлению к В-му. Миновав площадь, он попал в переулок...». Значит, от церкви Раскольников повернул «направо», прошел мимо «Вяземской лавры», «миновал площадь» и «попал в переулок». Раскольников и «прежде проходил часто этим коротеньким переулком, делающим колено и ведущим с площади в Садовую». Шел, как мы видим, «по направлению к В-му», то есть к Вознесенскому проспекту. Запомним пока эту подробность.

Итак, переулок. Переулок Бринько, поворачивающий под прямым углом от площади Мира к Садовой улице. В ту пору он назывался Таировым. Почему Раскольников попал в Таиров переулок? Отчасти ответ дан в романе: «В последнее время его даже тянуло шляться по всем этим местам, когда тошно становилось, чтоб еще тошней было». Но это ответ для Раскольникова. А не был ли знаком Таиров переулок самому писателю?

Может быть, Крестовский приводил сюда Достоевского? В «Петербургских трущобах» встречается описание Таирова переулка, его. обитателей, его домов, его «заведений», его притонов. Притонов с «принцессами», которых особенно, много было в тупиковом доме де-Роберти (ныне дом № 4 по переулку Бринько). А может быть, Достоевскому вспомнились рассказы очевидцев, наблюдавших в холерный 1831 год, как остервенелый люд бросился на офицера, охранявшего больницу в одном из домов Таирова переулка, как выкидывали из окон больничную утварь и избивали докторов? Только благодаря личному вмешательству Николая I был приостановлен этот бунт.

Любопытны следующие детали. Статья Раскольникова была подписана «буквой», то есть, по существу, была анонимной (как и перевод «Евгении Гранде»). Далее, Порфирий Петрович упоминает о факте слияния газеты «Еженедельная речь» с газетой «Периодическая речь», что может напоминать о происшедшем в 1842 году (незадолго до публикации перевода «Евгении Гранде») объединении двух журналов, принадлежащих издателям И. П. Песоцкому и Ф. А. Кони, результатом которого и явилось появление журнала «Репертуар и Пантеон всех русских и европейских театров». Не могло ли воспоминание Достоевского о первом литературном выступлении в 23-летнем возрасте (столько же лет было самому Раскольникову!) привести его в глухой угол Таирова переулка? Вероятно, это помогло Достоевскому описать переживания Раскольникова, связанные с публикацией статьи.

Следует добавить, что в доме де-Роберти в 1863 году помещался Комитет иностранной цензуры, в котором служили близкие друзья писателя — А. Н. Майков и Я. П. Полонский, а председателем был Ф. И. Тютчев.

Как мы видим, этот угол Таирова переулка был хорошо известен писателю.

Район, включающий Таиров переулок, Офицерскую улицу, Вознесенский проспект, часть Екатерининского канала, Подъяческие, Мещанские улицы еще со времен Екатерины II был определен для местожительства проституток, для размещения публичных домов. Последних в столице в 1860-х годах насчитывалось 164.

Социальная проблема, связанная с унизительным положением женщины, и, в частности, проблема проституции, привлекала пристальное внимание писателя. В романе эта тема раскрывается с помощью таких персонажей, как Соня, ради куска хлеба живущая по желтому билету (свидетельству, выдаваемому полицией), как обесчещенная девочка с Конногвардейского бульвара, как Лавиза Ивановна — хозяйка «заведения», с ее неистребимым немецким акцентом. И в этой детали писатель был точен: по официальным сведениям больше половины хозяек «заведений» были немками.

Вот описание «заведений», приведенное автором статьи «Петербургская проституция»: «Около Сенной, в Таировом переулке, помещается три дома терпимости в подвальном этаже, дома с дверьми прямо на улицу. У этих дверей, начиная с 10 часов, всякую ночь стоят дежурные проститутки и громко с нескромными жестами зазывают в свой приют»6. Сравните это описание, опубликованное в официальном справочном издании, с описанием этих же самых мест в романе: «В двух-трех местах они (проститутки. — А. Б.) толпились на тротуаре группами, преимущественно у сходов в нижний этаж, куда, по двум ступенькам, можно было спускаться в разные весьма увеселительные заведения. В одном из них в эту минуту, шел стук и гам на всю улицу, тренькала гитара, пели песни, и было очень весело. Большая группа женщин толпилась у входа; иные сидели на ступеньках, другие на тротуаре, третьи стояли и разговаривали... они разговаривали сиплыми голосами; все были в ситцевых платьях, в козловых башмаках и простоволосые. Иным было лет за сорок, но были и лет по семнадцати, почти все с глазами подбитыми».

Но жизнь кипела и здесь. Для нас важно то настроение, которым был проникнут Раскольников. Важны его мысли о смерти, о жизни «на аршине пространства» среди «вечного мрака», «вечного уединения», «вечной бури». «Как бы ни жить, — раздумывает герой, — только жить!»

Мы помним, что Раскольников с Сенной площади через Таиров переулок шел к Вознесенскому проспекту. Путь был один — по Большой Садовой улице, мимо Юсупова сада. Мимо сада проходил он недавно, идя на «пробу». Необычные мысли обуревали тогда Раскольникова. «Проходя мимо Юсупова сада, — читаем мы, — он даже очень было занялся мыслию об устройстве высоких фонтанов и о том, как бы они хорошо освежали воздух на всех площадях. Мало-помалу он перешел к убеждению, что если бы распространить Летний сад на все Марсово поле и даже соединить со дворцовым Михайловским садом, то была бы прекрасная и полезнейшая для города вещь». Сколько иронии вложено писателем в эту фразу!

Да, теоретики утопического социализма мечтали о будущем человечества. Об огромных, цветущих садах писали Фурье, Сен-Симон... Писали и наши отечественные публицисты.

Юсупов сад был едва ли не единственным зеленым оазисом в этом районе города. В саду имелся пруд с островом, на котором стоял «отличный фонтан». Сад был разбит н"а части территории некогда огромной усадьбы князя Юсупова, дворец которого, перестроенный в конце XVIII века Д. Кваренги, стоит и поныне.

Напротив Юсупова сада по Большой Садовой улице, как и в то время, сейчас стоят дома. Дом № 49 по сегодняшней нумерации, а в те, 1860-е годы — дом Шеф-фера (№ 47) был хорошо знаком Достоевскому. В квартире № 26 жил Аполлон Николаевич Майков — задушевный друг и единомышленник писателя. Здесь же, в этом доме, в квартире № 24 жили родители поэта — живописец Н. А. Майков с супругой.

И еще несколько слов о доме Шеффера. В романе Достоевский поселяет мать и сестру Раскольникова в «нумера купца Юши-на», в доме на Вознесенском проспекте. В доме Шеффера была в 1860-х годах су-ровская лавка купца 2-й гильдии Юшина.

Известен интерес писателя к проблемам раскола, к исследованиям по вопросам раскола. В те же годы в доме Шеффера жил автор нескольких сборников по истории раскола — Федор Васильевич Ливанов.

Аполлон Майков также интересовался раскольниками. Он был знаком с чиновником Министерства внутренних дел П. И. Мельниковым (Андреем Печерским), составившим ряд официальных отчетов и написавшим работы по расколу. Сослуживец Мельникова по министерству Н. В. Ва-радинов — историк раскола, был известен Ф. М. Достоевскому как член Главного управления по делам печати. С С. В. Максимовым, также писавшим о расколе, Достоевский жил некоторое время в одном доме на Малой Мещанской (сейчас дом № 1/61 на углу Казначейской улицы и канала Грибоедова). Писали о расколе и в журналах «Время», «Эпоха» А^_ П. Щапов, Н. Я. Аристов — люди, которых хорошо знал Достоевский. Сама фамилия героя романа Раскольников символизирует, по замыслу автора, нечто тревожное, противостоящее сытому, эгоистическому, мещанскому укладу. Следует заметить, что среди жителей Петербурга тех лет людей с такой фамилией не значилось.

Соседний дом Куканова (№ 49) также был хорошо знаком писателю. До переезда в дом Шеффера, начиная с 1850-х годов, А. Н. Майков жил в этом доме, принадлежащем тогда Адаму, затем Полосухину, а с 1860-х годов — Куканову. Здесь же, в этом доме, А. Ф. Писемский создавал роман «Взбаламученное море».

В квартире № 36 дома Куканова жил купец 2-й гильдии Ф. Т. Стелловский7. Он успешно стриг купоны с культурной нивы и приобрел известность как крупный музыкальный издатель, в крепких сетях которого «барахтались» многие музыканты того времени. С именем купца Стелловского связано скандальное дело о постановке на императорской сцене оперы А. Н. Верстовского «Аскольдова могила», запутанное дело о музыкальном наследии М. И. Глинки и судебное преследование А. С. Даргомыжского.

Стелловский издавал газету «Русский мир», с музыкальными приложениями, позже — журнал «Якорь» с юмористическим листом «Оса».

На Стелловского работала целая колония музыкальных «экспертов», среди которых были люди известные: например, композиторы А. Н. Серов, К. П. Вильбоа, Ю. К. Арнольди, критики — В. В. Стасов, Г. А. Ларош, Ф. М. Толстой (Ростислав)... Либретто зарубежных опер переводили А. А. Григорьев, П. И. Калашников, Н. И. Куликов, А. Н. Николаев и др.

В доме Куканова размещалась и типография Стелловского, выпускавшая произведения В. В. Крестовского, А. Ф. Писемского, Ф. М. Достоевского и других писателей 8. Впрочем, о взаимоотношениях Стелловского и Достоевского следует рассказать чуть подробнее. В 1860—1861 годах в газете «Русский мир» печаталось начало романа «Записки из мертвого дома». В 1865 году — году, особенно тяжелом для Достоевского, когда кредиторы нагло теснили писателя, — судьба снова свела его со Стелловским,

Угроза описи имущества за долги и перспектива неизбежного в таких случаях попадания в «дом Тарасова» вынудила Достоевского принять тяжелые условия Стелловского. Контракт был оформлен у частного маклера Александра Барулина 2 июля 1865 года. В Петербурге процветала корпорация ростовщиков, представителем которой и был Стелловский. Его «соратники», дававшие «ссуды под проценты», соседствовали с Достоевским: в доме Шиля, в доме Шеффера, в доме Куканоеа.

Общение с ними помогало Достоевскому «перенести» их наиболее характерные черты на страницы романов. Стелловский бесспорно обладал качествами, необходимыми ростовщику. Это изворотливость (система подставных лиц), беспринципность и жульничество (факт прямого надувательства в договорах), цепкость (создание юридически выверенной системы гарантий и различных условий), размах, а главное — холодный, жесткий расчет, помогавший ему видеть везде прежде всего рубль и проценты с него. Если в «Бедных людях» лишь упоминается визит Макара Девушкина к Маркову где-то на Выборгской стороне, то в романе «Преступление и наказание» перед читателем выведен целый сонм алчных и жестоких существ, потерявших человеческий облик. Это Лужин, Чебаров, Кох, купец Душкин и, конечно же, коллежская регистраторша Алена Ивановна.

А издательская деятельность Стелловского, выпустившего в 1865 —1866 годах дважды произведения Достоевского, разве это не образец «литературного» грабежа? И в этом Стелловскому помогали «консультанты» от литературы — такие, например, как коллежский асессор А. С. Гиероглифов, надворный советник И. П. Бочаров.

Заканчивая рассказ о доме Куканова, хотелось бы упомянуть о том, что здесь некоторое время размещался адресный стол Петербурга, в который обязан был обращаться каждый житель города при перемене местожительства или отъезде из столицы. Ф. М. Достоевскому, часто менявшему квартиры и выезжавшему за границу, приходилось посещать адресный стол.

Мы помним, что Раскольников направился к Вознесенскому проспекту. «Он вышел, — читаем мы в романе, — в другую улицу: «Ба! «Хрустальный дворец»!» Это произошло на углу Вознесенского проспекта и Большой Садовой улицы. До сих пор все комментаторы повторяют указание А. Г. Достоевской, неверно определившей местонахождение этого заведения. Между тем в газете «Санкт-Петербургские ведомости» за 1862 год было трижды дано (по правилам того времени) объявление: «Вновь открыта гостиница Пале-де-Кристаль, по Садовой улице и Вознесенскому проспекту, в доме госпожи Вонлярской, где можно получать нумера для приезжающих, обеды и закуски из лучших блюд; вино по сходным ценам. А. Миллер». Чуть позже объявление было повторено несколько подробнее: «Пале-де-Кристаль, вновь открытая гостиница на углу Б. Садовой и Вознесенского проспекта, в доме г-жи Вонлярской. Устроены удобные нумера для приезжающих. Можно получать обеды в 1 руб. из 5 блюд и в 60 коп. из 4-х с чашкою кофе за ту же цену; ужины, закуски и пр. по порциям и по карте, и вина лучших сортов, по сходной цене. Отпускают обеды и по домам. Приготовляют заказные обеды и тут же отдают хорошо обмеблированные зал и комнаты для вечеров и свадеб. А. Миллер».

В черновых набросках к роману Достоевский пишет: «На углу Садовой и Вознесенского я набрел на одну гостиницу, и так как я знал, что в ней есть газеты, то и зашел туда, чтобы прочесть в газете, под рубрикой ежедневных событий, о том, что там написано об убийстве старухи» 10. Таким образом, «Хрустальный дворец» — это и есть гостиница «Пале-де-Кристаль».

Итак, трактир «Хрустальный дворец» писатель помещает в угловой дом Вонлярской, выходивший на Большую Садовую улицу и Вознесенский проспект. В дом, где была гостиница Миллера «Пале-де-Кристаль». Сейчас это дом № 45/56 на углу проспекта Майорова и Садовой улицы. Во втором этаже этого дома со стороны Садовой можно и сегодня увидеть ряд больших окон, когда-то принадлежавших «зале» и «комнатам» гостиницы п.

Здесь уместно сказать о том, что Достоевский был знаком с И. Г. Прыжовым — автором книги «История кабаков в России». Если рассмотреть своеобразный «табель о рангах» питейных заведений столицы того времени, то бросается в глаза число этих «рангов». Откровенные названия питейных заведений, таких, как «трактир», «ресторация», «питейный дом», «ведерная лавка», «штофная лавка», «винный погреб», перемежевывались с замаскированными названиями «кофе-ресторан», «кухмистерская», «харчевня», в которых торговали винами, пивом, водкой на вынос и «на стол». В пьяную вакханалию как бы вовлечен весь Петербург, что достаточно четко прослежено в «Преступлении и наказании». Это и Мармеладов, и захмелевшие мужики в трактире, и пьяные в телеге и т. д. Это и бесчисленные трактиры, кабаки Петербурга. Трактир, где Раскольников слушал исповедь Мармеладова, трактир, где Раскольников был невольным свидетелем разговора студента с офицером, трактир «Вяземской лавры», трактир на Островах, трактир «Гамбринус», распивочная крестьянина Душкина и венчающий все пьяное, хмельное трактир «Хрустальный дворец».

По официальной статистике столицы на 1867 год было зарегистрировано 316 трактиров, 243 погреба, 40 кофе-ресторанов и еще много других питейных заведений, значительная часть которых находилась вблизи Сенной -площади 12. В Столярном переулке также было несколько подобных заведений.

Интересно происхождение слова «Пале-де-Кристаль», или «Хрустальный дворец». В 1851 году в Гайд-парке, пригороде Лондона, садовод Джозеф Пэкстон выстроил здание для Всемирной выставки. Гигантский павильон из стекла и железа, похожий на оранжерею, получил с легкой руки журналиста ЖеррольДа название «Хрустальный дворец». Под огромным куполом, равного которому не было в мире, разместились экспонаты из многих стран. В самом облике этого сооружения господствовал технический рационализм. Это был памятник могущественной промышленной индустрии, ее необыкновенному подъему. В восторженных описаниях поклонников технократии «Хрустальный дворец» символизировал будущее планеты 13.

Летом 1862 года Достоевский посетил Лондон, он видел «Кристальный дворец». Вот его впечатление: «Да, выставка поразительна. Вы чувствуете страшную силу, которая соединила тут всех этих бесчисленных людей, пришедших со всего мира, в едино стадо; вы сознаете исполинскую мысль; вы чувствуете, что тут что-то уже достигнуто, что тут победы торжество. Вы даже как будто начинаете бояться чего-то. Как бы вы ни были независимы, но вам отчего-то становится страшно. Уж не это ли, в самом деле, достигнутый идеал? — думаете вы; — не конец ли тут? не это ли уж, и в самом деле, «едино стадо». Не придется ли принять это, и в самом деле, за полную правду и занеметь окончательно? Все это так торжественно, победно и гордо, что вам начинает дух теснить. Вы смотрите на эти сотни тысяч, на эти миллионы людей, покорно текущих сюда со всего земного шара, людей, пришедших с одною мыслью, тихо, упорно и молча толпящихся в этом колоссальном дворце, и вы чувствуете, что тут что-то окончательное совершилось, совершилось и закончилось. Это какая-то библейская картина, что-то о Вавилоне, какое-то пророчество из Апокалипсиса, воочию совершающееся» и.

Совсем рядом, через дом от реального петербургского «Пале-де-Кристаль», на Вознесенском проспекте, ближе к Измайловскому мосту, в доме Соболевской жил Аполлон Александрович Григорьев 15. Человек удивительно сложной и тяжелой судьбы, человек, богато одаренный, сотрудник журналов ' «Время» и «Эпоха», друг Ф. М. Достоевского.

К несчастью, Григорьев был пленником «зеленого змия», окруженный к тому же храминами Бахуса. Рядом с домом Соболевской буквально в каждом здании функционировало подобное заведение. В доме № 43 по Вознесенскому проспекту находился трактир купца Васильева, в соседнем доме № 45, как мы знаем, продавали вино при гостинице «Пале-де-Кристаль», в следующем доме № 47 торговала винами трактирщица Крундышева, да и в самом доме Соболевской был трактир Константинова. Для полноты картины достаточно напомнить, что напротив этих домов, на четной стороне проспекта, стояла Питейная контора. И судьбы друзей Григорьева, поэта Л. А. Мея, писателей Н. В. "Успенского, А. И. Левитова, И. Г. Долгомостьева напоминают трагическую судьбу выдающегося критика.

В доме Соболевской Григорьев прожил свои последние нелегкие годы. С 1859 года он попал в сети Стелловского: в «Русском мире» печатались его статьи об Островском, Варламове. Он становится редактором «Драматического сборника», финансируемого предприимчивым Стелловским. Жадные руки купца не выпускали Григорьева. С 1863 года Стелловский начал издавать политический и литературный журнал «Якорь» с музыкальными приложениями и сатирическим листом «Оса», во главе которых был поставлен Григорьев. Здесь же, в доме Соболевской, размещалась в 1863—1864 годах редакция журнала.

За долг в 200 рублей некоему Лаздовскому в конце июня 1864 года 16 Григорьев попадает в «дом Тарасова», который официально назывался: «Дом содержания неисправимых должников» 17. Выйдя оттуда (выкупила генеральша А. И. Бибикова), Григорьев умер через несколько дней после неприятного разговора с издателем 18. Хоронили критика друзья в складчину, провожали немногие — Н. Н. Страхов, А. Н. Серов, Ф. М. Достоевский, В. В. Крестовский, Д. В. Аверкиев, К. И, Бибиков, А. И. Бибикова, его соузники — Лев Камбек и художник Е. Е. Вернадский. «От театра» присутствовал актер П. В. Васильев. Скромными поминками в какой-то кухмистерской отметили они это скорбное событие...

Но если вспомнить роман «Преступление и наказание», то в нем присутствуют факты трагической биографии Григорьева. Например, пребывание Свидригайлова в «доме Тарасова» или эпизоды, связанные с похоронами Мармеладова на Митрофань-евском кладбище, где был похоронен А. А. Григорьев.

В посмертной статье, посвященной Григорьеву, Ф. М. Достоевский отметил цельность его натуры. «Человек он был, — писал Достоевский, — непосредственно, и во многом даже себе — неведомо — почвенный, кряжевой. Может быть из всех своих современников он был наиболее русский человек, как натура (не говорю как идеал; это разумеется)» 19.

...Из трактира «Хрустальный дворец» Раскольников «прошел прямо на -ский мост...». Мостов, к которым он мог направиться от трактира «Хрустальный дворец», было три. Измайловский — через Фонтанку, Новый Никольский и Вознесенский — через Екатерининский канал. К какому же мосту пошел Раскольников? Используя принцип «близости», мы должны остановиться на Вознесенском мосте. Позже мы докажем, почему этот мост имел в виду писатель.

Раскольников «стал на средине, у перил, облокотился на них обоими локтями и принялся глядеть вдоль». Здесь важна каждая деталь, любой штрих. Не будем упускать их из виду. Если реконструировать этот участок маршрута героя, то он пролегал по той стороне проспекта, на которой расположены дома с нечетными номерами, кстати, на этой же стороне находилась гостиница «Пале-де-Кристаль». Раскольников подвернулся по направлению к Подъяческим улицам. В вечерний час (а было уже больше 9 часов) лучи заходящего солнца освещали окна домов, стоящих на левой стороне канала.

На мосту произошел трагический случай с Афросиньей, пытавшейся покончить с собой. Она подошла к Раскольникову, все еще стоявшему на мосту, с другой стороны и стала «подле него, справа, рядом». «Вдруг, — читаем мы, — она облокотилась правою рукой о перила, подняла правую ногу и замахнула ее за решетку, затем левую, и бросилась в канаву. Грязная вода раздалась, поглотила на мгновение жертву, но через минуту утопленница всплыла, и ее тихо понесло вниз по течению...» Мы снова убеждаемся в точности писателя. Раскольников смотрел на канал в сторону Подъяческих улиц и поэтому мог наблюдать всю процедуру по извлечению Афросиньи из воды. И уцелевший до наших дней гранитный спуск со ступенями, с которого было удобнее всего оказывать помощь несчастной женщине на правой набережной канала, воспроизведен Достоевским точно.

На Ново-Никольском мосту такого спуска со ступенями нет, нет и жилых домов на левой стороне канала, если смотреть от моста вниз по течению. От Измайловского моста очень далеко до полицейской конторы, куда хотел направиться Раскольников. Остается все тот же Вознесенский мост. Но почему Вознесенский мост выбрал писатель? Не потому ли, что он находится совсем неподалеку от квартиры Достоевского? Или, может быть, писатель, посещая церковь Вознесения Господня, расположенную у Вознесенского моста, часто проходил через него?

Поступок Афросиньи вызвал у снедаемого бесом гордыни Раскольникова только чувство отвращения; ему претило именно • таким образом «покончить дело». Ему казалось, что нужно явиться с повинной в полицейскую контору. Он знал определенно; несмотря на поздний час, контора еще отперта. Раскольников «направился в ту сторону, где была контора». Тихо, не спеша шел он «по набережной канавы» к ней. «Аршин пространства будет», — рассуждал он дорогой. В романе подробно описан маршрут, которым должен был идти герой от Вознесенского моста к конторе. «В контору, — пишет Достоевский, — надо было идти все прямо и при втором повороте взять влево: она была тут в двух шагах». Если сегодня пойти путем Раскольникова от моста по набережной канала Грибоедова по ее нечетной стороне, то мы действительно должны будем сделать два поворота:, один — у Казначейской улицы, а другой — у Кокушкина моста, где набережная канала круто поворачивает влево и где находится дом № 67, в котором в те годы располагалась полицейская контора 3-го квартала Казанской части.

Почему мы говорим о Казанской части? Определить адрес конторы нам помогают некоторые детали, учитывать которые мы должны, помня о том, что у Достоевского «лишних», слов не бывает. Достаточно вспомнить оброненную фразу Заметова в разговоре с Раскольниковым в трактире «Пале-де-Кристаль» о том, что «в нашей-то части, старуху-то убили». Это помогает нам ограничиться тем районом города, в котором жил Раскольников. В 1860-х годах в Петербурге имелось 13 частей, в числе которых была и Казанская (бывшая 2-я Адмиралтейская) часть. Казанская часть охватывала территорию города, ограниченную набережными Крюкова канала, Мойки и Екатерининского канала. Эта территория дробилась для удобства на несколько кварталов. Столярный переулок, в котором жил наш герой, относился как раз к Казанской части. В каждом квартале была своя полицейская контора; ближайшая из них находилась совсем неподалеку от Столярного переулка, в доме № 67 по Набережной Екатерининского канала. Эта контора будет объектом Нашегб внимания. Ее адрес приведен в официальных справочных изданиях того времени 20.

Сюда, в полицейскую контору 3-го квартала Казанской части, был вызван Раскольников по повестке за неуплату денег квартирной хозяйке Зарницыной. «Серая, сложенная вдвое бумажка, запечатанная бутылочным сургучом», была похожа на ту повестку, которую получил сам Достоевский 5 июня 1865 года. Он должен был явиться в контору квартального надзирателя 3-го квартала Казанской части по поводу «неплатежа крестьянину Семену Матвееву Пушкину и присяжному стряпчему Павлу Лыжину по векселям» денег.

«Контора, — читаем мы, — была от него (Раскольникова. — А. Б.) с четверть версты». Если сегодня пройти от дома № 9 по улице . Пржевальского (бывший дом Шиля, в котором жил Раскольников), до дома № 67 по набережной канала Грибоедова (где находилась полицейская контора) самым удобным маршрутом — по улице Пржевальского к Кокушкину мосту и затем повернуть налево по набережной канала Грибоедова, не переходя канал, — то расстояние будет равно той же «четверти версты».

Вот как описывает Достоевский контору в романе: «Она только что переехала на новую квартиру, в новый дом, в четвертый этаж. На прежней квартире он был когда-то мельком, но очень давно. Войдя под ворота, он увидел направо лестницу... Лестница была узенькая, крутая и вся в помоях. Все кухни всех квартир во всех четырех этажах отворялись на эту лестницу...» Рассматривая планы дома № 67, сохранившиеся в архивах, мы убеждаемся в правильности воспроизведенных писателем деталей дома21. В небольшой прямоугольный двор пройти можно было через подворотню. Значит, были ворота. Справа от ворот, сохранившихся до нашего времени, существует и ныне вход на лестницу, довольно-таки невзрачную,

Достоевский отмечает, что дом был заселен. Проверить этот факт нам помогает адресная книга Петербурга тех лет. В доме жили мелкие чиновники, лекарь, ветеринар, музыкант, прачка, повар...

В состав полицейских чинов конторы в те годы входили надзиратель, старший помощник надзирателя и младший помощник надзирателя. В романе, как мы знаем, также фигурирует надзиратель — капитан Никодим Фомич, его помощник поручик какого-то полка Илья Петрович Порох и письмоводитель Александр Григорьевич Заметов. В 1865 году, когда Достоевского вызывали в контору по делу о векселях, должность надзирателя занимал поручик Иван Николаевич Пикар, а младшего помощника — подпоручик Алексей Алексеевич Макаров. Должность же старшего помощника надзирателя была вакантной. Повестку по вызову Достоевского подписал Макаров. Писатель, вспоминая об этом, писал: «...помощник квартального приходил ко мне для исполнения. Но я с помощником квартального тогда подружился и он мне много тогда способствовал разными сведениями, которые потом пригодились для Преступления и Наказания» 22. Неправдоподобной представляется, на наш взгляд, версия исследовательницы романа Г. Коган о том, что квартальный надзиратель Макаров был прототипом Никодима Фомича23. Младший помощник квартального надзирателя А. А. Макаров мог быть прототипом только письмоводителя Заметова. В романе поручик Порох печалится по поводу ухода Заметова. И действительно, после реформ полиции в 1866 году Макаров занимает уже новую должность — «экзекутора журнальной части при полицейском управлении». Необходимо добавить, что упоминание о службе Пороха в каком-то (в черновых набросках к роману уточнено — в гусарском) полку соответствовало действительности. В полицейской конторе (с 1866 года полицейском участке) служили прикомандированные от различных полков офицеры.

В этот раз Раскольников до конторы не дошел. Он свернул в первый «переулок», и здесь теряется его след...

Итак, на примере рассмотренной нами прогулки Раскольникова видно, что случайность выбора маршрута исключается. Он пролегает между «опорными точками», которые хорошо знакомы писателю. Назовем их — Сенная площадь («Малинник», «Вяземская лавра»), Таиров переулок (типография Жернакова), Юсупов сад (квартира А. Н. Майкова, квартира и типография Стелловского), гостиница «Пале-де-Кри-сталь» (квартира А. А. Григорьева), Вознесенский мост (церковь Вознесения Господня), полицейская контора (А. А. Макаров). «Вел» своего героя Достоевский путем, хорошо ему знакомым. Это маршруты в дома, в которых жили его друзья — А. Н. Майков и А. А. Григорьев. Дома, сохранившие в себе колорит эпохи.

По воле писателя внимание Раскольникова главным образом привлекают те дома, которые интересны самому Достоевскому своей причастностью к каким-то социальным проблемам. К примеру, дом в Таиро-вом переулке — это и холерный бунт 1831 года, и «первая проба» пера Достоевского, и Комитет цензуры иностранной, и «заведения»... С помощью прогулки Раскольникова Достоевский как бы выявляет наболевшие проблемы не только большого города, но и страны в целом. Нищета, преступность, проституция, пьянство... Выбор проблем сделан писателем с учетом настроения героя. Поэтому становится понятным замысел писателя относительно психологической нагрузки маршрута Раскольникова. Раскольников шел, не замечая помпезных сооружений. Он не обращает внимания на грандиозную панораму Сенной площади, не видит церкви «Спаса на Сенной», не замечает Юсупова сада, не слышит гремящей по Большой Садовой улице конно-железной дороги, проходит мимо Вознесенской церкви... Мысль Раскольникова до странности прилеплялась только к мелочам, деталям, которые придают его прогулке минорный тон. По -городским улицам Раскольников бродит, как лишний человек, как изгой...